Какие темы и идеи украинские музеи выражают и не выражают своей деятельностью? Какие сложные проблемные вопросы остаются «за кулисами», и как с этим работать? На эти вопросы попытались ответить представители музейного сообщества во время дискуссии в Украинском кризисном медиа-центре, посвященной Международному дню музеев.
Для Национального музея истории Украины во Второй мировой войне самый большой вызов – изменение идеологий с ходом времени. Сейчас в музее представлены события Второй мировой, Афганистана и войны на Донбассе, поэтому на фоне деидеологизации и декоммунизации, открытия запрещенных страниц истории необходимо менять нарративы и интерпретацию событий, отметил Иван Ковальчук, генеральный директор «Национального музея истории Украины во Второй мировой войне». Вопрос и в том, сколько точек зрения музеи готовы отразить в своих экспозициях – представлять несколько, или придерживаться парадигмы, продиктованной советским наследием, добавила Анастасия Гайдукевич, заведующий отделом музейного дела Украинского института национальной памяти.
В Национальном музее «Мемориал жертв Голодомора» размышляют над тем, как доносить информацию до юных слушателей так, чтобы это не было слишком травматично, рассказала Леся Гасиджак, заместитель генерального директора. Дополнительная проблема – что тема Голодомора часто становится мишенью манипуляций со стороны российской пропаганды, которая пытается уменьшать значимость или отрицать трагедию.
Для Музея Майдана самый большой вызов – что это совсем недавние события, о которых у всех болезненная память и у каждого из участников – несколько разная их интерпретация. «Самая большая сложность интерпретации и презентации событий на Майдане – это избегание классического подхода подачи истории через два основных аспекта: виктимизация или героизация. Это проблема не только для Украины, но и для западного мира: в музеях, посвященных Второй мировой войне, те же проблемы », – пояснил Игорь Пошивайло, генеральный директор Национального музея Революции Достоинства. Сейчас музейщики занимаются поиском «точек соприкосновения» между свидетелями событий, чтобы не превратиться в политический проект и не сузить идею к почтению погибших. «Наша задача – найти многонаративний подход, разные точки соприкосновения через практику консультаций и диалога, культивирование взаимного доверия и понимания, что у нас одна цель. Мне больше импонирует понятие «музей диалога». Не все в контексте создания музея Майдана воспринимают этот концепт, задавая вопросы «Диалог с кем – противоположной стороной?». Есть три типа таких музеев, и один из них мне больше всего импонирует – тот, когда музей становится платформой для открытия забытой или запрещенной истории и создает площадку, чтобы приносить уроки из этого забытого прошлого и возможности для создания будущего», – отметил он.
По мнению Виталия Нахмановича, историка, этнополитолога, ответственного секретаря Общественного комитета «Бабий Яр», самая большая сложность для музейщиков – объяснить, почему о событиях прошлого, таких как Холокост и Голодомор, важно говорить 70 и более лет спустя, чем это актуально для молодых поколений и что они с этого должны вынести для себя. «Самое главное, наверное – говорить о человечности в те времена, о том, как конкретные люди – не по приказу государства, которое тогда никому не приказывало быть человечными, а наоборот – оказывали сопротивление государству и идеологиям того времени и оставались людьми. Это, мне кажется, должно быть основным месседжем всех музеев », – отметил он. Виталий Нахманович напомнил, что музей трагедии Бабьего Яра до сих пор не создали – из-за несогласованных споров, так как в этом месте погибли не только евреи, но и представители украинских националистических сил, советские военнопленные, цыгане, подпольщики, заложники, и представители памяти о каждой отдельной группе на практике не готовы создавать совместный музей. Для того, чтобы этот диалог начался, по его словам, очень не хватает поощрения со стороны государства.
Линда Норрис, директор программ Международной коалиции мест совести из США (International Coalition of Sites of Conscience), рассказала, что в своей работе в разных странах они ориентируются на то, чтобы через музейное пространство «строить мосты» между людьми, утверждать ценности справедливости, человечности и уважения к правам человека. «Память – это то, через что мы конструируем собственное представление о значении событий, это знание, которое мы распространяем дальше. По нашему мнению, задача коммеморации – сближать людей, создавать пространство для диалога. Это способ увековечения памяти и своеобразные символические репарации. Памятники – это только один аспект такой работы. Потенциально цель коммеморации – это примирение, признание того, что случилось, создание новых инклюзивных нарративов, освещение правды, привлечение общественности с целью помочь местным общинам и людям, которые посещают эти места, подумать: «Никогда снова», – рассказала она.
Для трансформации украинских музеев и принесения в них передовых международных практик важно знакомиться с этим опытом через общение с коллегами за рубежом и тренинги, подчеркнул Игорь Пошивайло. Кроме того, украинским музейникам важно общаться между собой. «Очень ощущается нехватка междисциплинарной коммуникации: музейщики из художественных музеев не общаются с музейщиками из исторических музеев, музейщики с краеведческих музеев – с профессиональными историками. Даже те конференции, которые достаточно регулярно проводятся, не всегда могут компенсировать эту нехватку внутренней коммуникации. Как показывает практика, только когда мы все вместе обсуждаем эти вопросы – миссии, задачи музеев, пути построения «мостиков» между музеями и обществом, подходы к работе – только тогда находятся эффективные решения; когда мы делаем не «музей для людей», а «музей с людьми», тогда находятся эффективные решения», – отметила Екатерина Чуева, представитель Международного совета музеев и Национального комитета Голубого Щита.