Киев, 2 марта 2016 года – Встреча на Кубе Папы римского Франциска I и Патриарха Кирилла и подписания ими совместной декларации – довольно значительное и, в то же время, неоднозначное событие. «Эта встреча вписывается в очень много различных контекстов, и это все нужно учитывать, так как этот общий контекст в первых 7 пунктах декларации очень чувствуется», – отметил Владимир Бурега, проректор Киевской духовной академии по научно-богословской работе, во время дискуссии в Украинском кризисном медиа-центре, в ходе которой участники попытались рассмотреть различные аспекты этого события и спрогнозировать, какие последствия она может иметь для религиозной и общественно-политической жизни в Украине.
Подписанную декларацию участники дискуссии оценили как достаточно дискуссионную. С одной стороны, её подписание является положительным шагом хотя бы по той причине, что это попытка диалога и существенный шаг к примирению. С другой стороны, текст декларации оставляет довольно широкий простор для интерпретации – «от крайностей в одну сторону до крайности в другую сторону, […] часто нет вещей, которые должны там быть, но есть нечто общее, под чем стороны согласны подписаться», – сказал о. Петр Балог, заместитель директора Института религиозных наук им. Фомы Аквинского. При этом есть все основания полагать, что стороны не были достаточно искренними, подписывая этот документ, утверждает Виктор Еленский, религиовед, народный депутат Украины, председатель подкомитета по вопросам государственной политики в сфере свободы совести и религиозных организаций. «В декларации есть вещи, которые просто не являются правдивыми – например, констатация расцвета религиозной свободы в РФ. Мы получаем сообщения о снесенных молитвенных домах, оштрафованных пасторах и так далее. Это происходит каждую неделю, я уже не говорю о том, что происходит на оккупированных Россией территориях», – подчеркнул он. Людмила Филипович, религиовед, заведующий отделом истории религий и практического религиоведения Отделение религиоведения Института философии НАН Украины, обратила внимание на то, что в тексте декларации очень заметно, какую часть готовили в Ватикане (вероятно, первую) и какую – в Москве (вторую, в частности по Украине), которую затем несколько подкорректировали до приемлемых для Ватикана формулировок.
Больше всего противоречивых комментариев вызывают, в частности, пункты 25-27, которые касаются Украины. В пункте 26 говорится о вооруженном конфликте на Донбассе. «Термин, который там используется – «противостояние»: сontra на итальянском, hostilities на английском, что также немного меняет смысл, и на русском – «противостояние», – отметил о. Андрей Зелинский, военный капеллан. По его словам, украинские военные считают это слово слишком обобщающим. «Они говорят: разве это не агрессия, разве это не война?», – объясняет отец Андрей. Еще один вопрос со стороны украинского общества касается задекларированного намерения церквей «оставаться вне конфликта» и способствовать достижению мира. Одним из парадоксов конфликта на Донбассе является то, что украинские военные получили от православной церкви благословение «на защиту Родины от людей, которые незаконно находятся в Украине», в то время как православная церковь Московского Патриархата со своей стороны благословила на участие в этой войне боевиков самопровозглашенных республик. Более того, напомнил о. Андрей, известны отдельные случаи, когда священники ПЦ МП сами брали в руки оружие. Теперь Патриарх Кирилл, который является председателем УПЦ МП, своей подписью под декларацией показал, что церковь не должна становиться на сторону одной из сторон конфликта. «Почему тогда не прозвучало, спрашивают военные, призыв к незаконным вооруженным формированиям и российских военных «Ребята, оставьте оружие»?», – объясняет о. Андрей.
Горячие дискуссии ведутся вокруг интерпретации пункта, где упомянуто греко-католическую церковь: от «все пропало – УГКЦ ликвидируют, Киевский Патриархат ликвидируют» – до положительных. Наверное, ни один документ из католическо-православного диалога не вызывал такой реакции, по крайней мере в соцсетях», – отметил Тарас Антошевский, директор Религиозно-информационной службы Украины. Представители Московского Патриархата, причем как в России, так и в консервативных православных кругах в Украине, интерпретируют этот пункт как осуждение УГКЦ. Греко-католиков возмутило то, что их никак не привлекали к дискуссии; многие восприняли это как предательство. «Эта церковь преследовалась только за то, что хранила верность Святому Престолу, и теперь относиться к УГКЦ как если не разменной монете, то такому, чем можно пожертвовать ради призрачной христианского единства – это не очень честно», – заметил по этому поводу Виктор Еленский. «Важно, что украинцы [в этой ситуации] наконец проявились как исторический субъект и открыто протестовали по поводу пунктов 26-27 этой декларации», – отметила Людмила Филипович. Она напомнила, что в Западной Европе по этому поводу даже прошли марши протеста, а студенты Украинского католического университета обнародовали обращение к понтифику. Господин Еленский добавил, что Папа Франциск I на самом деле очень мало знаком с состоянием христианства в Восточной Европе, в отличие от Южной Америки, и если представители украинской общественности начнут настойчиво доносить до него точку зрения украинского общества, его позиция может измениться на более благосклонную. В то же время, отмечает Тарас Антошевский, «в Ватикане не все украинофилы. Российская пропаганда имеет там огромное влияние, и мы вынуждены это признать».
В то же время, сторонники «оптимистической интерпретации» не видят в заявлении насчет греко-католиков ничего угрожающего для УГКЦ, ведь в декларации «осуждается униатство, а не уния как таковая», отметил Владимир Бурега. «По букве декларации получается так, что православные и католики должны искать пути к примирению и преодолевать исторический груз, отказываться от конфликтов, которые были в прошлом. […] Фактически это санкция на поиск диалога между православными и греко-католиками», – констатирует он. Господин Бурега отметил, что на низовом уровне духовенства диалог между конфессиями наладился уже достаточно давно, поэтому сейчас то, что «слова примирения получили наивысшую санкцию» – очень позитивное событие. Кроме того, такая формулировка дает основания считать, что отныне отношение к римско-католической и греко-католической церкви в РФ должно стать более толерантным – хотя, конечно, декларация свидетельствует о намерении, но не является прямым обязательством.
Сама встреча является событием также неоднозначным. С одной стороны, это первая встреча высоких представителей крупнейших христианских конфессий, в которой в Ватикане готовились 20 лет. С другой стороны, отмечает Владимир Бурега, встреча Папы с главой православной церкви не является чем-то беспрецедентным. Он напомнил, что в 60-х – 80-х годах произошла значительная активизация встреч между православными и католиками, и только в 90-х – 2000-х годах эти отношения существенно ухудшились, особенно после притеснений католических епархий на территории РФ. «Сегодня Кирилл фактически пытается вернуться к той парадигме взаимодействия с Ватиканом, что является для него возвращением к тому, в чем он воспитан», – пояснил господин Бурега, добавив, что свою карьеру религиозного и политического деятеля Патриарх начинал именно в тот период.
Кроме того, отметили Виктор Еленский и Владимир Бурега, данную встречу следует рассматривать и в геополитическом измерении. Идеи подобной встречи, напомнил г-н Еленский, возникали еще во времена Иоанна Павла II, однако между сторонами было слишком много противоречий. «Встреча стала возможной тогда, когда у России не осталось других возможностей прорыва из изоляции, в которой она находится», – подчеркнул он. В этой ситуации межконфессиональный диалог на высшем уровне является одним из пока что доступных и достаточно эффективных каналов влияния на мнение Запада, и это не новая практика: «Чем сложнее были отношения между тогда еще Советским Союзом и западным миром – тем более значимыми были церковные контакты», – добавил господин Бурега. Серьезным подтверждением именно такой мотивации Кирилла является то, что эта беспрецедентная встреча с Папой – религиозным представителем западного мира – состоялась на фоне жесткой антизападной риторики государства и церкви в самой России. «Возможно, Папа и его советники понимают, что имеют дело не просто с религиозным деятелем, а с высокопоставленным дипломатом в патриаршеских одеяних, но Папа находит возможным обменять «суетное на вечное» – геополитику на декларацию, которая обращена в тысячелетия», – констатировал Виктор Еленский; тем более, добавил о. Петр Балог, через некоторое время «о декларации все забудут – будут помнить объятия и время встречи». Еще одной причиной согласия Патриарха на межконфессиональный диалог является поиск мощного союзника в борьбе с процессами секуляризации в современном мире. «Процессы секуляризации связаны в первую очередь с протестантскими конфессиями, а католики рассматриваются как союзники в борьбе против секуляризации», – объясняет г-н Бугера. Он отметил, что для самой католической церкви дехристианизация Европы также стала серьезным вызовом, и именно это одна из причин, почему и Франциск I согласился на эту встречу.
Отец Андрей Зелинский со своей стороны обратил внимание на то, что встреча Франциска I и Патриарха Кирилла происходила параллельно с переговорами в Мюнхене. Несмотря на то, что всего за неделю до поездки на Кубу Московский Патриархат заявил, что не готов к подписанию декларации, вполне вероятно, что причиной такой поразительной перемены настроений православной стороны стала чисто политическая необходимость отвлечь внимание от этих переговоров.
Подводя итоги дискуссии, эксперты отметили, что встреча, скорее всего, станет катализатором изменений в отношениях между римско-католической и православной церковью, а декларация – «дорожной картой» для руководства. Как отметила г-жа Филипович, декларация «определила горячие темы для всех церквей и вызовы, которые стоят перед всеми людьми». Проявленная готовность к диалогу повлечет за собой обсуждение богословских разногласий и проблемных вопросов, которые разделяли конфессии в прошлом или разделяют и в наше время. При этом, отметил о. Петр Балог, декларация «опережает настроения подчиненных Кирилла», поэтому Патриарх, по мнению Людмилы Филипович, рискует оказаться в серьезном конфликте с консервативным крылом духовенства. Российское богословие в ближайшее время ожидают фундаментальные изменения, поскольку перед ним стоит задача как-то оправдать контакт с католической церковью. Широкий простор для интерпретации текста декларации подает надежды для католиков и греко-католиков РФ, которые смогут ссылаться на этот документ в борьбе за право беспрепятственно заниматься своими религиозными практиками, а для украинской стороны – повод добиваться от ПЦ МП реального выполнения принципа невмешательства церкви в конфликт.
В то же время, непосредственное влияние встречи на религиозную жизнь в Украине, по мнению экспертов, будет незначительным – она продолжит развиваться в соответствии с теми закономерностями, которые сформировались на протяжении лет независимости, если не принимать во внимание аспект диалога УПЦ КП и МП с УГКЦ: в этом вопросе ситуация может «сдвинуться с мертвой точки», считает Владимир Бурега. «Позитивная роль Гаванской декларации – совместного заявления – заключается в том, что она активизировала общественное мнение, в том числе в Украине […], она, возможно, пробудит Всеукраинский совет церквей, будет способствовать его выходу за рамки украинского контекста – он давно должен присутствовать при европейских структурах», – отметил Виктор Елецкий. В итоге, хотя декларация была направлена «фактически на разделение и раскол христиан в Украине, она, наоборот, будет способствовать их консолидации».
