18 сентября на заседании парламентского комитета по вопросам здравоохранения полковник Олег Друзь, начальник клиники психиатрии Национального военно-медицинского клинического центра «Главный военный клинический госпиталь», заявил, что 93% участников АТО на Донбассе являются «потенциальной угрозой для общества». Заявление спровоцировало волну возмущения и критики. Информационно-координационный центр и Украинский кризисный медиа-центр предложили психологам, ветеранам АТО, психиатрам и представителям Вооруженных сил собраться за круглым столом и попытаться выяснить, что именно стоит за цифрой 93% и какова реальная ситуация с психологической адаптацией участников боевых действий, которых в Украине уже более 300 000.
93% – не об «опасных», а тех, кто склонен молчать о своем состоянии – психиатры
Сотрудник госпиталя мобильной обороны Евгения Гриневич разъяснила заявление полковника Олега Друзя. «Цифра, прозвучавшая – 93% – это военнослужащие, которые скрывают признаки и симптомы ПТСР (посттравматического стрессового расстройства) и не обращаются к специалистам», – прокомментировала она. Это данные исследования ПТСР у ветеранов из других стран, которые прошли войну в Афганистане, Ираке, Израиле. В Украине на базе военных госпиталей такие исследования проводятся уже 2 года, но еще не завершены. Разработка и проверка методологии в этой сфере занимают очень много времени. Точной оценки и процентного соотношения, сколько ветеранов АТО имеют ПТСР и определенные психические расстройства, пока нет.
Украинские ученые, среди которых – заведующий кафедрой психосоматической медицины и психотерапии Национального медицинского университета им. Богомольца Олег Чабан, исследовали стрессоустойчивость военных, риски развития и особенности проявления ПТСР. «Мы обнаружили достаточно высокий уровень агрессивности, что характерно для военных в мире вообще. Человек, который идет выполнять воинский долг, то есть убивать кого-то – онн должна быть агрессивным. Но эта агрессия направлена. Мы же обнаружили скрытую агрессию, которая направляется на того, кто рядом, на своих близких и родных», – рассказал Олег Чабан. Ученые установили также, что женщины больше склонны сдерживать свои эмоции, у них ПТСР проявляется на соматическом уровне; мужчины – нет. У женщин с опытом боевых действий значительная вероятность появления проблем с репродуктивными функциями. «Женщин в армии сейчас очень много. В некоторых подразделениях их более 10%. По результатам этой работы, мы подали предложение в Генеральный штаб по разработке изменений в условия подписания контракта, возможно для разработки и подписания такого документа, который называется в мире «медицинское информирование», потому что в действительности у нас женщины не подписываются никаких документов перед тем, как идти на войну», – отметила Оксана Гаврилюк, директор Информационно-координационного центра.
Специалисты отметили, что ПТСР не обязательно развивается у каждого, кто имеет опыт боевых действий. «Диагноз «ПТСР» нельзя поставить «с лету», через 2 недели, так как он формируется не менее через 4-6 месяцев после прекращения психотравмирующего воздействия. Опять же, это целый комплекс симптомов. Надо подходить к этому очень взвешенно, потому что навесить ярлык «ПТСР» очень легко», – отметил Александр Зборовский, директор Института неотложной и восстановительной хирургии им. В.К. Гусака Национальной академии медицинских наук Украины. Более частые случаи – это острые стрессовые реакции, которые в случае своевременной психологической помощи проходят, отметил Олег Чабан. «Все равно в конце мы выйдем на 1-2% ПТСР. […] Одна из наших рекомендаций – дать им возможность соревнования, стрельбы на соревнованиях. Дайте им возможность разряжаться – тогда ПТСР не будет», – отметил он.
Состояние дел: работа есть, системности – нету, эффективность – под вопросом
На сегодня в каждом батальоне ВСУ является психолог, а в каждом военном комиссариате восстановили должности психологов, рассказал Сергей Грилюк, начальник управления психологического обеспечения Главного управления морально-психологического обеспечения Вооруженных Сил Украины. Но работают они с бойцами до демобилизации, при необходимости оказывая первичную психологическую помощь. Далее этим вопросом должно заниматься Минсоцполитики. «Мы создаем единую для Вооруженных Сил и других силовых структур концепцию психологического обеспечения. Проблема в том, что отсутствует взаимодействие на уровне, когда военнослужащий перестает быть военнослужащим», – пояснил Сергей Грилюк.
Александр Зборовский, директор Института неотложной и восстановительной хирургии им. В.К. Гусака Национальной академии медицинских наук Украины, рассказал, что они уже длительное время работают с переселенцами, ветеранами и их семьями, сейчас с Главным управлением морально-психологического обеспечения ВСУ разрабатывают программу профессиональной помощи психологам, работающим с военными на Донбассе.
Военный психолог и ветеран АТО Андрей Козинчук отметил, что отсутствует единая система помощи демобилизованным: каждая государственная организация занимается своими функциями, но единой структуры нет. Это и приводит к хаосу и недоразумениям между органами государственной власти и военами АТО.
Основная проблема – большое недоверие ветеранов к психологам и психиатрам. Во-первых, ветеранам не хочется признавать, что они не могут решить свою проблему самостоятельно, большинство не задумываются о том, чтобы обратиться к психологу. Во-вторых, по их словам, часто помощь, которую им предлагают (или навязывают), больше раздражает, чем помогает. Раздражает и риторика вокруг этой темы – когда о ветеранах говорят как «социально опасных» или «больных», которых надо лечить. «Ребятам, которые были в АТО, приходится все время оправдываться, что они« нормальные ». Да, ПТСР есть, есть определенные последствия, но что такое эти «последствия» – никто не знает. […] Надо понимать, что такое эти 93%, которые «могут нести угрозу обществу», как это проявляется в мирной жизни. Неправильно говорить обобщениями – важно говорить фактами», – подчеркнул Маси Найем.
«Ветеранов очень бесит слово «реабилитация», попробуйте говорить «адаптация», – отметил Андрей Козинчук. По его мнению, наиболее эффективная поддержка ветеранов – когда с ними работают психологи, которые сами ветераны с опытом боевых действий. Олег Чабан для оказания первичной психологической помощи еще в зоне боевых действий предлагает давать соответствующие знания военным капелланам, которым бойцы доверяют более охотно, чем психологам, и предлагать такую подготовку бойцам-волонтерам, которые по специальности сами психологи.
Остро стоит проблема психологической адаптации не только военнослужащих, но и журналистов, и волонтеров, работающих в зоне конфликта. «Позиция журналиста особенно сложная […]. Во-первых, журналист является свидетелем событий, во-вторых – тем, кто работает с группами людей, пострадавших – детьми, военными, вынужденно перемещенными лицами, и они берут на себя эту боль; также журналист является посредником между этими группами и событиями и остальными гражданами, к которым он или она пытается донести информацию», – пояснила Марина Бескоровайная, руководитель проектов по развитию медиа Офиса Координатора проектов ОБСЕ в Украине. У журналистов присутствует дополнительный психологическое давление из-за необходимости «выключать» собственные эмоции и придерживаться фактов. Постоянное сдерживание эмоций может привести к дальнейшим психическим расстройствам или травмам. Офис координатора проектов ОБСЕ в Украине вместе со специалистами Психологической кризисной службы провели анонимное онлайн-анкетирования журналистов, освещающих события на Донбассе. Среди 52 опрошенных (мужчин и женщин поровну) 70% журналистов работают непосредственно в зоне конфликта, 25% – с группами пострадавших от войны. «В основном у опрошенных – нарушение сна, перепады настроения, взрывы агрессии, желание избегать людей, желание одиночества, раздражительность», – подытожила результаты опроса Марина Бескоровайная.
Участники дискуссии согласились, что необходимо объединять для обсуждения всех, кто уже работает с этими вопросами, и совместно вырабатывать системные решения. Ситуация требует профессиональной оценки психологов и ученых, а также надлежащего сотрудничества всех органов государственной власти.
